Куба - остров оптимистов
Современная Куба началась для меня с Гаваны, города, подарившего мне когда - то, четверть века назад, необычные впечатления. Сегодня, когда я снова оказался в этих же местах, в памяти вдруг всплыли мельчайшие подробности той, еще "интуристовской" поездки. И очень захотелось рассказать об этой необычной, живущей наперекор всякой логике, стране. Какому из двух путешествий отдать предпочтение? Нынешнему или тому, двадцатипятилетней давности? Сказать, что за эти годы на острове что - то сильно изменилось будет не совсем верно.
Все те же старые, запущенные, полуразрушенные дома, огромные американские автомобили образца пятидесятых годов двадцатого века, те самые, с крыльями, похожие на птиц. Они все еще на ходу, других просто нет, хотя иногда и промелькнет в просвете улицы новенький "Мерседес", но это скорее мираж, призрак.
А с другой стороны, так ненавидимая Фиделем и его последователями типа венесуэльского президента Уго Чавеса, глобализация, уже крепко оплела своей паутиной и этот, один из немногих островков, якобы строящих давно уже вышедший из моды социализм.
Диктатура осталась, но по сравнению с многочисленными террористическими, кровожадными исламскими, да и не только исламскими, режимами, хоть и подточенная временем, но по - прежнему абсолютная власть Кастро, выглядит простым недоразумением, игрушкой и видно невооруженным глазом, что весь этот нелепый строй близится к своему концу, вместе со своим престарелым лидером.
В преимущественно христианской Латинской Америке были и есть режимы куда пострашнее и намного кровожаднее. Пока же, скорее по инерции, этот "остров Свободы" проходит в мировых СМИ в одной компании с Северной Кореей и Ираном, которые, вогнав свои народы в нищету, полным ходом ведут разработку ядерных программ.
А что же Куба? Маленький, теплый островок с веселым и, несмотря на тяжелую жизнь, доброжелательным, народом. Современному, далекому от истории и политики, западному туристу Куба предстает обычной "банановой республикой", бедной и запущенной, также как и другие страны этого региона.
В районе Карибов нищета давно уже стала нормой жизни. И никого это не удивляет. А Куба, сохранив определенную часть преимуществ социализма, особенно в социальной сфере, значительно выигрывает на фоне например Гаити, Эль - Сальвадора, Никарагуа и даже таких гигантов как Мексика и Бразилия.
Западный турист прежде всего видит здесь великолепную инфраструктуру отдыха, отели известных мировых сетей, многокилометровые чистейшие песчаные пляжи, хороший сервис и прочее и прочее - все что необходимо и привычно.
При этом сам фон этого рая - якобы зловещая коммунистическая диктатура, на самом деле это больше символы в виде многочисленных плакатов с рукой, сжатой в кулак - "Отчизна или Смерть", портреты Че Гевары - прадеда современных террористов и ангела по сравнению с ними.
Та дурная слава о режиме Кастро, тянущаяся с конца пятидесятых годов прошлого века, ныне для туристов скорее аттракцион, "экшн" за дополнительную плату. Конечно простому кубинцу от этого не легче. Но кто и где о нем думает?
Тем более за пятьдесят лет выросло несколько поколений не знающих другой реальности. А тех, кто рискуя жизнью, все - таки пытается ее поискать в соседнем, всего каких - нибудь двести километров, богатейшем монстре, их этот монстр, аккуратно отправляет на "родину", прекрасно зная, что возвращает этих людей не в родную "виллу", а, в лучшем случае, в тюрьму.
А для иностранного туриста здесь рай. Тропическая экзотика, приправленная, сильно поблекшей коммунистической символикой. тели четыре и пять звезд, дьюти - фри, кабаре и рестораны с бешенными ценами. Разве что бывший "Хилтон" сохранил свое "коммунистическое" название "Гавана либре". Но внутри это тот же "Хилтон", поразивший меня много лет назад своим лобби с фонтанами, огромными хрустальными люстрами, обитой белой кожей мебелью и рядами магазинов, торгующих диковинными товарами. Один, например, был заполнен только изделиями из крокодиловой кожи, другой - роскошными бриллиантовыми украшениями, сверкавшими на искуссно подсвеченной витрине
Но, увы. Все это великолепие продавалось только за конвертируемую валюту, а на наши обмененные песо можно было купить только то, что полагалось простому кубинцу без карточек, то есть почти ничего.
Но было жутко интересно, несмотря на тридцатиградусную февральскую жару и почти стопроцентную влажность.
И самое главное - это то, что за нас думали - куда повезти, что показать и постоянно следили, чтобы ни один баран не отбился от стада. А следить было кому.
Итак, я оказался перед дилеммой. Рассказать о современной Кубе или о той, двадцатипятилетней давности - ведь первое впечатление самое интересное и незабываемое.
Пожалуй начну по порядку, а там будет видно.
Со Средизеиного моря на Карибское
Ничего себе сочетание. Не правда ли?
Даже самые большие мировые круизные компании не организуют в одном рейсе такое путешествие, разве что в кругосветном.
Нет, дело тут отнюдь не в географии.
Начало восьмидесятых годов прошлого века. У меня за плечами уже несколько заграничных поездок по "братским, социалистическим странам" восточной Европы.
Однажды на доске объявлений нашей фирмы я увидел небольшой листок с приглашением в круиз по Средиземному морю.
В те годы такое объявление, открыто висящее на двери профсоюзного комитета, выглядело просто шуткой, не более.
Так, продолжая шутить, я зашел в профком и у меня неожиданно "приняли документы" для оформления поездки.
Это сейчас все просто. Билет на самолет ( теперь и его не надо, есть электронный ), ваучер в отель, иногда подтверждение заказа на автомобиль. Вот, пожалуй, и все. Главное - наличие денег.
Тогда слово "документы" имело совсем другой смысл.
Самый главный и единственный назывался "характеристика - рекомендация" и начинался словами о "моральной устойчивости" рекомендуемого, правда к чему и к кому там не уточнялось.
Эту важную бумагу обязаны были подписать все - начальник отдела, комсомольский секретарь, партийный босс и высшее руководство.
Затем начинался второй этап "экзекуции" - комиссия "старых большевиков", заседавшая в райкоме тогда самой главной и единственной Коммунистической партии Советского Союза.
Эта комиссия, состоявшая в основном из бывших чекистов на пенсии, меня конечно забраковала. Хоть и морально устойчивый, но не дорос еще представлять Великую Страну в государствах Средиземноморья типа Турции и Греции. Что и следовало ожидать.
Выйдя с этого "чистилища" я столкнулся с секретарем этого самого райкома, моей соседкой и попросил помощи, особо ни на что не надеясь.
Но протекция помогла - в течении пяти минут те же "старые большевики" признали меня годным представлять нащу Родину перед лицом коварного врага.
Далее этот "документ" двинулся по разным "закрытым" инстанциям и вскоре меня вызвали в "Интурист" и сообщили, что на Средиземное море я не поеду.
Без комментариев.
Но, исключительный случай для того времени, предложили замену - поездку на Кубу.
Что ж, это был далеко не самый плохой вариант, скорее наоборот. Просто трудно было поверить.
И только в поезде, который вез нашу разношерстную группу в Москву, я перестал сомневаться в реальности происходящего.
Сама группа была собрана в точном соответствии с Инструкциями Власти - большая часть - рабочий класс с бесплатными путевками плюс немного блатных и я, непонятно как сюда попавший без всяких связей. Видимо слишком большой и неповоротливый бюрократический компьютер дал сбой.
Февраль - время начала нашей трехнедельной поездки - был холодный и снежный. Такой снежный, что из - за заносов, наш скорый поезд прибыл в Москву на двенадцать часов позже графика и только к одиннадцати ночи, мы оказались в роскошном лобби отеля "Космос", тогда еще совсем нового, построенного французами к Московской Олимпиаде и заполненного в этот поздний час необычной для нас публикой.
Здесь, в лобби, чувствовался аромат хорошего кофе, незнакомых, но явно дорогих духов и хороших импортных сигарет - в общем, запах заграницы, не той социалистической, где я уже был раньше, а самого настоящего, как нам казалось тогда, капитализма.
Однако очень хотелось кушать. Все запасы еды, взятые в дорогу, были съедены еще в поезде, за те лишние двенадцать часов опоздания, на которые никто не рассчитывал.
Ночью в отеле работали два ночных бара и, естесственно, там принимали только конвертируемую валюту - доллары, франки, фунты, лиры, но только не рубли, которые уже и тогда в народе называли "деревянными".
А утром, голодные, мы спустились в ресторан и оказались на "шведском столе". Это для меня был первый такого рода завтрак, да и для всей группы тоже. Можно представить, сколько мы там съели.
Московский международный аэропорт "Шереметьево - 2" сверкал своей новизной. Здесь тоже, как и в "Космосе", витали непривычные, заграничные запахи, другой мир начинался уже за паспортным контролем. И, хотя в "заграничных" кафе принимали и рубли, но цены там были заоблачные.
А впереди нас ждал "кусочек" капитализма.
В мире капитализма
Я прекрасно понимал, что еду в обычную "социалистическую" страну.
Пусть экзотическую, пусть в другом полушарии, но с тем же тоталитарным строем, с теми же порядками, что и у нас.
Но по дороге представилась возможность немного окунуться в мир, казавшегося нам тогда идеальным, капитализма - хоть чуть - чуть, но все - таки...
Через пять часов полета наш огромный ИЛ - 62 совершил посадку в столице Марокко городе Рабат. Полоса аэропорта для такой махины была коротковата.
Самолет затормозил как лихач на шоссе, так, что, если бы не ремни, мы бы все оказались в кабине пилотов.
Здесь, в Рабате, производилась дозаправка горючим и смена экипажа.
Мы же направились смотреть на "ужасы" капитализма. Долго искать не пришлось. Они начались сразу после того, как мы спустились по старой, шатающейся лестнице на летное поле.
После промозглой московской зимы здесь было очень приятно, тепло, но не жарко, семнадцать градусов. А вокруг - незнакомые запахи цветущих тропических растений и легкий ветерок с находящегося рядом Атлантического океана.
Поле столичного международного аэропорта было еле освещено, вдали проступали контуры какого - то здания. А вокруг ни одного самолета, кроме нашего.
От трапа до терминала мы шли пешком по необычной дороге, скорее живому коридору. Его образовывали стоящие с двух сторон, почти вплотную друг к другу, солдаты, вооруженные автоматами.
Так было до самого входа в терминал, то самое здание, контуры которого я увидел еще с лестницы.
Около дверей, в зарослях тропических растений, тоже было полно вооруженных солдат. Так, под конвоем, мы вошли в мир капитализма.
После того, как все пассажиры оказались внутри, появился старик - араб в красной марокканской феске, запер все наружные двери и важно удалился.
Зал транзита аэропорта Рабат представлял собой две смежные комнаты, каждая метров по тридцать, не больше.
Ободранные стены и потолок, несколько рядов для сидения, не кресел, а что - то вроде лавок со спинками.
Вот здесь и разместили около ста сорока человек, почти впритык друг к другу.
Зато тут был бар и туалет.
Стену позади прилавка украшал большой портрет короля Марокко в военной форме, украшенной множеством орденов и несколькими рядами аксельбантов. Оставшуюся часть занимали полки, заполненные подозрительного вида бутылками - по крайней мере ни один из этих напитков мне не был знаком.
Бармен, высокий усатый марокканец, выдал каждому по небольшой бутылочке кока - колы в счет Аэрофлота. При этом он каким - то образом запомнил каждого и получить вторую, халявную, порцию не удалось никому, хотя желающие были. За дополнительную плату - пожалуйста. Но от советских рублей бармен презрительно отворачивался, требуя доллары, франки или другие "нормальные" деньги.
Лишь одному парню бармен сделал одолжение, выдав эту жалкую бутылочку в обмен на несколько коллекционных металлических рублей. Кстати, и тогда их цена была намного выше номинала.
В туалет, состоящий из двух кабинок, выстроились две параллельные очереди, по половому признаку. Те, кто уже прошел эту процедуру, выходили оттуда со странным выражением лица и настоятельно советовали остальным посетить это уникальное заведение.
Прямо за дверью находилась крохотная кабинка, большую часть которой занимал старый треснутый унитаз, до половины заполненный вонючей жижей, а стены были усеяны множеством тараканов, огромного размера, да еще и с крыльями. Для посетителя, после унитаза и животных, оставалось совсем немного места. Такой прибор как раковина и кран с водой для мытья рук здесь отсутствовал.
Спустя час наш огромный ИЛ - 62, мастерски взлетев по короткой полосе и обогнув крохотный, ярко освещенный Рабат,, полетел над ночным Атлантическим океаном, унося нас из мира африканского "капитализма" в светлые дали заокеанского "социализма".
Первый день в Западном полушарии
Десять часов полета над Атлантическим океаном. Мы возвращаемся во вчерашний день в буквальном смысле этого слова.
Внизу, на бескрайней глади воды стали попадаться огоньки кораблей. А потом показалась и земля. Шестнадцатичасовой рейс Москва - Гавана завершен.
Аэропорт имени Хосе Марти. Никаких проверок и таможен.
Ведь прилетели представители Старшего Брата, какие могут быть претензии.
Так что через зал прилета мы прошли почти не останавливаясь.
Зато как трясли канадцев, японцев и прочих империалистов, которых, к моему удивлению, здесь оказалось довольно много, даже побольше чем в Москве.
Выйдя из, похожего на советский провинциальный аэропорт, здания терминала, мы как бы нырнули в густой влажный жаркий воздух.
Несмотря на разгар зимы, даже сейчас, в два часа ночи по местному времени, было мягко говоря тепло. Но для туристов, всего сутки назад застрявших в поезде из - за снежных заносов, такая февральская метаморфоза - это лишь часть заранее ожидаемой экзотики.
Гид, встретивший нас - толстый кубинец совершенно европейского вида, шею которого в несколько рядов опоясывали золотые цепи, был многословен и прекрасно говорил по - русски. Он весь излучал оптимизм, скользя глазами по русским девушкам. И, забегая вперед, скажу, что он нашел себе даму сердца на те три недели, которые продолжался наш тур.
В автобусе было прохладно, работал кондиционер. Мы ехали по прекрасному многополосному шоссе - наследство северного соседа - США.
Первое, что меня поразило при въезде в Гавану - это заполненные народом улицы и масса открытых в этот ночной час кафе. Правда завтра, то есть уже сегодня, было воскресенье.
Наконец подъехали к гостинице с гордым названием "Националь".
В просторном лобби, где с потолка свисали огромные хрустальные люстры, несмотря на поздний час, тоже было многолюдно. Такого великолепия я еще не видел - отделанные мрамором стены, блестящий пол из гранита отражающий сверкающий хрусталь люстр.
Правда впоследствии наш гид сказал, что для советских групп предназначался совсем другой отель и даже показал его. Но, на наше счастье, этот отель был на ремонте и похоже уже не один год. Так мы оказались в "Национале", одном из самых фешенебельных отелей Гаваны - как тогда так и сейчас.
Сегодня эта гостиница имеет пять звезд и, естественно, заоблачные цены.
"Националь" построен в 1930 году и похож на американские небоскребы времен "сухого закона".
Нас сразу же предупредили, что кондиционеры здесь еще с "дореволюционных времен". Поэтому обращаться с ними надо очень осторожно, иначе будем иметь у себя в номере все прелести тропической зимы.
Портье принес в комнату наши чемоданы, но чаевые не получил - просто мы тогда даже и не знали, что это такое.
Номер состоял из огромной комнаты, площадью метров под сорок, небольшой прихожей и огромной ванной.
Из окна восьмого, а фактически десятого, этажа открывался вид на город, погруженный в ночную тьму. Здесь и там светились неоновые вывески отелей, самой большой из них была "Гавана Либре".
Время перепуталось и спать не хотелось.
Моим соседом оказался молодой парень, шахтер. Мы подумали, подумали и открыли "заначку".
В те времена всем выезжающим за границу, в "социалистические" страны, разрешалось и даже настоятельно рекомендовалось брать с собой по две бутылки водки для всяких там "вечеров дружбы". А меня всегда выбирали завхозом группы, справедливо считая, что такой как я не покусится на общественные запасы. А вот и покусился.
Мы с соседом решили отметить прибытие и для этого вскрыли групповую "заначку". Так, не глядя, ушла бутылка водки под шоколад тоже общественный.
За окном была та же тропическая ночь, темная и влажная.
Небо чуть начало сереть и вдруг, словно кто - то включил свет, стало совсем светло и перед нами открылось необыкновенное зрелище.
Внизу расстилался огромный город. Вокруг вздымались многочисленные небоскребы самой разной формы. За ними просматривался кусочек знаменитой набережной Малекон, а дальше – бирюзовый, уходящий за горизонт, Атлантический океан.
От этого вида нельзя было отвести глаз. Но все - же мы решили спуститься вниз, к океану.
Отель "Националь" находится на берегу, но не прямо на набережной, а на небольшой горке, поэтому, чтобы попасть на Малекон, нужно обойти соседний квартал. А на саму горку есть выход из лобби, прямо в тропический парк, где между неведомыми растениями разбросаны скульптуры из белого мрамора.
Здесь же множество фигурных скамеек для отдыха в тени, которая тут стоит в течении всего дня. В отеле было несколько ресторанов и каждый по своему необычен.
Для советских туристов не существовало таких понятий как только завтрак или полупансион. Нам полагалось регулярное трехразовое питание и, что было особенно необычно, в течении дня завтрак, обед и ужин проходили в разных местах. Наш гид после, например, завтрака сообщал, где мы будем обедать. Потом эта система стала более понятной и предсказуемой.
Бедная, голодная Куба так нас кормила, что за эти три недели я прибавил в весе пять килограммов. И это при очень активном образе жизни.
Ужин обычно проходил в небольшом ресторанчике, который находился ниже уровня лобби. Стены зала были отделаны темно зеленым шелком с золотым рисунком и на этом фоне выделялась белого цвета мебель в стиле "ретро".
Весь процесс сопровождался классической музыкой в исполнении небольшого ансамбля из трех человек - двух африканцев и одного европейца - контрабас, скрипка и рояль. В сочетании с интерьером, эта музыка каким - то образом расслабляла, успокаивала и снимала усталость после тяжелого туристского дня.
В этой обстановке хотелось пробыть как можно дольше, да нас никто и не торопил, сиди сколько хочешь.
Обед чаще всего устраивался в ресторане "Терасса", зал которого огибал боковой фасад отеля, а огромные полукруглые окна создавали ощущение, что ты сидишь не в кондиционированном помещении, а на открытой веранде на берегу моря.
Но главной аттракцией здесь был "шведский стол".
Сейчас, достаточно поездив по миру, я могу сказать, что такого видеть мне не приходилось.
Тут, простите, не могу удержаться от описания.
Начиналось все с салатов - несколько десятков видов - рыбные, мясные, овощные, фруктовые и еще какие - то неведомые.
Далее шли супы, самые разнообразные, в примерно таком - же количестве сортов.
Их, эти супы, как и вторые блюда, раздавали с десяток, стоявших за стойкой кубинок, преимущественно африканского происхождения, одетых в что - то похожее на респираторы - не дай бог какая - нибудь инфекция.
Следом за вторыми блюдами шли столы, заставленные огромными подносами с десятками видов тортов, пирожных и прочих сладостей.
Картину завершали живописные горы фруктов, чаще неведомых, хотя встречалась и всякая знакомая, чаще по книжкам, "ерунда" типа бананов, манго или ананасов.
А дальше - соки, мороженное и все прочее.
Кроме того, на столах, у каждого прибора, стояла обязательная бутылочка с пивом. Хочешь еще, пожалуйста, только скажи официанту, которых, несмотря на то, что "шведский стол" подразумевает самообслуживание, в зале было немало.
Из этого ресторана тоже не хотелось уходить, как и из того, что с музыкой, но по другой причине - после такого обеда невозможно было оторвать зад от стула.
Во всем этом изобилии посреди голодающей страны было что - то ирреальное.
Тем более, что перед входом в каждый ресторан я постоянно замечал небольшую группу худых, бедно одетых кубинцев. Оказалось, что они ждали объедки от нашей еды. И не всегда их получали, так как после закрытия, персонал местной сферы общепита уносил все, что оставалось, еле таща на себе неподъемные сумки, однако при этом абсолютно этого не скрывая.
Как же попадали те люди, ждущие объедков, внутрь отеля, несмотря на множество открытой и скрытой охраны, так и осталось для меня загадкой.
После длительного перелета и балагана с переходом на местное время - а разница с московским восемь часов - сразу после завтрака большая часть нашей группы отключилась, остальные храбрились - это выражалось в прочесывании окружающей местности в поисках магазинов. Но те единичные, которые удалось обнаружить, в этот воскресный день были закрыты.
И, в конце - концов эти храбрецы присоединились к остальным, добиравшим, растраченную во время дороги, порцию сна.
Все спали так крепко, что, собравшись на прогулку по вечерней Гаване, я не мог найти себе компаньона и отправился в путь один.
Прямо от главного входа в наш отель начиналась одна из центральных улиц кубинской столицы, носившая номер 42. Она шла перпендикулярно берегу океана, прорезая эту часть Гаваны - район Ведадо.
Вдоль 42 - й улицы расположено множество отелей, ресторанов, баров - наследство прежних, докоммунистических времен - однако все работает, как сейчас, так и тогда, двадцать пять лет назад.
Чем дальше от океана, тем дома становились ниже, освещение слабее, а народу поменьше. Неожиданно я оказался в районе танцевальных площадок.
Здесь было царство местной молодежи.
Как это не было похоже на такого типа заведения у нас дома, даже на входившие тогда в моду дискотеки.
Черные, белые, черно - белые парни и девушки выделывали невообразимые пируэты под музыку смешавшую ритмы самбы, сальсы, румбы, рока, блюза, но при этом четко проступала африканская основа. Кубинцы полностью отдавались танцу, словно выплескивали наружу нерастраченные запасы внутренней энергии, придавленные властью. Это были своего рода островки свободы в море тоталитаризма.
Заканчивался выходной день, а для меня - первый туристский в Западном полушарии.
Я направился назад, но другой дорогой и вскоре почувствовал, что заблудился. Впереди была небольшая, почти не освещенная улочка, с двух сторон которой протянулись высоченные глухие, окрашенные в белый цвет, заборы.
Пройдя с десяток метров, я услышал доносившиеся непонятно откуда крики, вроде и человеческие, но в них было больше дикого, звериного. Представьте ситуацию. Поздний вечер. Пустой переулок, освещенный одним тусклым фонарем и этот звериный вой из темноты.
Подняв голову я увидел, что сверху, на заборе, спустив вниз ноги, сидят какие - то люди, много людей и они то и издают эти дикие звуки.
В общем, за заборами, по обеим сторонам дороги находилась психиатрическая больница.
Почти бегом преодолев остаток улочки, я оказался на огромной площади и сразу ее узнал.
Да, за сумасшедшим домом находилась центральная площадь кубинской столицы - площадь Революции.
Именно здесь команданте Фидель произносил свои, длившиеся по пять, а чаще и более часов, речи. При этом сюда собирали обычно от пятисот тысяч до миллиона человек.
Стоя под палящим тропическим солнцем, эти бедные люди вынуждены были слушать словесную галиматью, при этом не имея права даже отлучиться по естественным надобностям.
Правда, с возрастом, Фидель потихоньку сокращал продолжительность своих монологов. А, надо сказать, оратор он великолепный.
Площадь Революции - это огромное поле, с выглядывающими из -за окружающей его буйной растительности, зданиями самого разного вида и назначения, в том числе и тот самый сумасшедший дом.
В центре площади установлен довольно странный памятник Хосе Марти - гигантская, уходящая в облака, стела, а у ее основания - крошечный старичок - поэт, герой кубинского народа, выдающийся борец за независимость острова.
Стены тех немногих зданий, которые можно увидеть с этого поля, во всю высоту украшены портретами, в основном Фиделя Кастро и Че Гевары.
Последнего правда больше.
Отсюда, с площади Революции, начинаются все экскурсии по Гаване.
Но это будет завтра.
А сегодня я стоял один на, пустом в этот поздний час, поле и накапливал силы для последнего пешего броска до отеля.
Гавана - взгляд сверху
Жаркое тропическое солнце заливало своим светом бескрайний океан и раскинувшийся внизу огромный город.
Он манил и притягивал - быстрее спускайтесь вниз и окунайтесь в меня, словно в морские волны.
Гавана представляет собой большой мегаполис с двухмиллионным населением. Он тянется вдоль берега Атлантического океана на многие километры и его условно можно разделить на три части.
Район нашего отеля, Ведадо - типичный североамериканский город.
Прямые широкие магистрали пересекаются под прямым углом. Улицы перпендикулярные океану обозначены цифрами, а параллельные - буквами.
Так и говорят - угол 23 и G - типовая шахматная планировка, перенесенная сюда северным соседом.
Здесь находятся почти все гаванские небоскребы, которые, вместе с панорамой набережной Малекон, создают имидж города. Виды этого района, снятые со стороны океана, представляют Гавану как скопление высотных домов, типовой город Соединенных Штатов.
С главной улицы этого района вчера вечером началось мое знакомство с Гаваной.
Однако, этот "американский город" - только часть кубинской столицы и далеко не самая большая.
Следующая зона, в которую плавно перетекает район Ведадо, занимает большую часть Гаваны. Это собственно и есть настоящее лицо города - Centro.
Этот район плотно застроен многоэтажными домами начала двадцатого века и их архитектура очень напоминает города Испании.
Здесь множество уютных узких улочек, прорезаемых широкими проспектами.
Столица Кубы расположена на северо-западе острова, и ведет свою историю с 1515 года. Историческое ядро города - Старая Гавана. Узкий пролив в гавань с двух сторон охраняют старинные крепости Кастильо-дель-Морро, Кастильо-де-ла-Пунта и маяк, построенный в 1845 году, а западный берег - форты Ла-Кабанья и Ла-Реаль-Фуэрса - самое старое фортификационное сооружение в Америке, в котором расположен Музей старинного оружия.
От набережной Малекон в районе Centro начинается главная улица Гаваны - Пасео-дель-Прадо или просто Прадо. Она считается одним из главных памятников архитектуры старой Гаваны. На Прадо расположено здание Национального Капитолия, построенного по образу и подобию вашингтонского, сейчас здесь размещаются Академия наук Кубы; Национальная библиотека науки и техники и краеведческий музей. К западу лежат небольшая часовня Эль-Темплете (1828 г. ), прекрасные архитектурные комплексы площадей с величественными историческими зданиями. В их числе - Дворец изящных искусств - один из лучших художественных музеев западного полушария. Пасео - дель - Прадо - это теннистый бульвар, огороженный великолепными фигурными решетками.
В этом же стиле выполнены фонарные столбы, скамьи и столики.
По вечерам здесь, на небольшой сцене, играет духовой оркестр.
Этот бульвар - осколок той старой, европейской Гаваны.
Рядом с Капитолием - другое интересное сооружение - здание театра "Лисео",, известного на весь мир своей прима балериной Алисией Алонсо.
Тогда она уже не танцевала, а преподавала, и, кроме того, ездила по всему миру со своим знаменитым ансамблем балета.
Исторический центр, старый город, объявлен ЮНЕСКО в 1982 году
памятником мирового значения.
Здесь же, в старом городе, находится музей Революции, бывший президентский дворец.
Так примерно выглядит центр Гаваны - американо - испанский.
Все эти районы объединяет, протянувшаяся вдоль берега Атлантического океана, знаменитая набережная Малекон. Это символ города, связывающий в одно целое не только районы кубинской столицы, но и самих кубинцев - черных, белых, мулатов - народ сохранивший свой природный оптимизм, несмотря на долгие годы диктатуры.
Все важнейшие события, праздники, карнавалы, в общем вся культурная жизнь Гаваны - это набережная Малекон.
Здесь в свое время было одно из самых престижных мест города и поэтому вдоль побережья строились наиболее интересные в архитектурном плане, здания.
Богатые люди, владельцы этих многоквартирных домов, соревновались друг с другом в оригинальности. Иногда просто доходило до абсурда.
Так один из домовладельцев построил здесь, на набережной, многоэтажный дом в память о своей погибшей дочери. Здание своей фасадной стороной, состоящей из уложенных друг на друга гробов, перемешанных с обломками кораблей, смотрит в сторону океана, словно немой укор этой водной стихии, поглотившей бедную девушку.
Днем или ночью, все время на Малеконе не затихает жизнь. С раннего утра дети ныряют с парапета, купаются или плавают на черных автомобильных камерах, а старики ловят рыбу. Но уже после полудня здесь можно увидеть влюбленные парочки, наслаждающиеся солнцем и соленым ветром с океана. А вечером это место целиком принадлежит кубинской молодежи. На протяжении всех 3 километров на Малеконе, и на прилегающих к нему улицах и площадях звучит разнообразная музыка, многочисленные молодежные кампании устраивают импровизированные концерты, уличные кафе заполнены посетителями - настоящая фиеста!
Окраины Гаваны - это бесконечные районы вилл, каждая из которых, как и дома на набережной, конкурирует с другими по оригинальности и богатству.
В пригороде Гаваны Кохимара, стоит вилла Хемингуэя. "Это место, куда приятно возвращаться отовсюду, где бы ты ни находился", - говорил писатель о своем кубинском доме. Сейчас здесь музей, а когда-то сюда приезжали друзья писателя. Вместе они любили поплавать и поиграть в водное поло в глубоком бассейне. Что бы остудить в нем воду, в него высыпали целый грузовик льда. Но главная достопримечательность усадьбы - купленная писателем на судоверфи Бруклина яхта "Пилар". В годы Второй мировой войны ВМС США нашпиговали яхту всевозможным вооружением. Два года писатель воевал на ней, скидывая глубинные бомбы на немецкие субмарины, несущие дежурство в Карибском море.
Ранения, полученные Хемингуэем на фронте, переделки, в которые он попадал во время своих многочисленных путешествий, не могли не сказаться на его здоровье. В конце пятидесятых писателя стали мучить сильные головные боли, постоянный шум в ушах, ночные кошмары. Речь его была затруднена. В июле 1961 г. Эрнест Миллер Хемингуэй, в своем американском доме в штате Айдахо, зарядил ружье двумя патронами и нажал на оба спусковых крючка. Закончилась жизнь самого известного жителя столицы Кубы.
Так примерно выглядит Гавана при взгляде сверху.
Красиво, не правда ли?
Гавана - взгляд снизу
Еще в первый день стихийно образовалась наша троица, своего рода мини - группа, три молодых парня с довольно близкими интересами. Мы много путешествовали по Гаване самостоятельно и к концу первой недели узнали не только парадную ее часть, но и ту, что не показывают туристам.
И в этот день, второй на Кубе, в то время, пока другие нежились в бассейне, мы, несмотря на тридцатиградусную жару и почти стопроцентную влажность, отправились в поход по раскаленному городу.
А ведь здесь, на Кубе, была зима. Что же тогда летом?
На уровне земли город смотрелся иначе, чем из окна отеля. Казалось, что находишься в каком - то фантастическом, потустороннем мире. Словно время здесь остановилось и произошло это с момента перехода власти к "революционерам - освободителям", возглавляемым Фиделем Кастро.
А ведь с какой радостью встречали жители столицы, причем из самых разных слоев населения, входящих в город бородатых "партизан". И получили то, что имеют.
Район Ведадо, новый американизированный центр, смотрелся еще довольно прилично. Здесь кроме множества отелей, располагались основные государственные учреждения, здание Кубинского телевидения и часть посольств.
Несмотря на то, что у Кубы и США не было дипломатических отношений, бывшее посольство - огромное многоэтажное здание вблизи набережной Малекон - активно выполняло свои прежние функции, правда под флагом Швейцарии. Только теперь это учреждение называется "Представительство интересов США". Отношения разорваны, но интересы остались и, очевидно, с обеих сторон.
Перейдя из Ведадо в район Centro, попадаешь в хаос узких улочек.
Картина здесь довольно удручающая. Прекрасные старые многоэтажные здания, закопченные и неухоженные, постепенно ветшают, часть из них уже разрушилась, а другие, в которых еще жили, были близки к этому.
Проходя по этим улочкам, можно было заглянуть внутрь домов.
Из - за жаркого климата все квартиры строились с окнами на две стороны, что давало хоть какое - то движение воздуха внутри.
В этих комнатах с высокими, украшенными лепниной, потолками отсчет времени тоже прекратился с приходом новой власти.
Типовая столичная квартира - стены с ободранными обоями или, чаще, облезлой побелкой, старенький американский маленький холодильник, такого же возраста телевизор, этажерка, столик, покрытый ветхой плюшевой скатертью с бахромой и обязательным альбомом с семейными фотографиями.
Как тогда, так и сейчас, телевизор для кубинцев - единственный вид современного развлечения, а для правительства - способ еще раз напомнить своим гражданам, и миру, о себе. Сегодня две программы национального телевидения, работают в основном вечером, с 18 до 23 часов. А в районе 9 вечера показывают бразильские сериалы, и жизнь на Кубе временно замирает. Но она просто взрывается, когда по телевизору идет трансляция бейсбола - национального вида спорта. Страсти при просмотре здесь разгораются нешуточные. Иногда даже дело доходит до драк. Сам Фидель Кастро - страстный поклонник бейсбола.
На пересечении этих улочек часто встречались небольшие бары, заполненные даже в разгар рабочего дня. И пили там отнюдь не пиво, а кое - что покрепче. И это в такую жару.
Каждый бар имел выход на две улицы и поэтому мы часто сокращали себе дорогу, проходя через них насквозь, но стараясь не задерживаться.
Подойдя к Пасео - дель - Прадо, бульвару, где возвышается помпезное здание Академии наук - копии вашингтонского Капитолия, кстати прекрасно отреставрированное, видимо благодаря сыну Кастро, в то время главного Академика, мы увидели на противоположной стороне улицы небольшую толпу.
Как оказалось, в находящемся здесь многоэтажном доме, обрушились прогнившие деревянные перекрытия между этажами и, видимо, есть жертвы.
Но кто скажет. Мы только видели, как несчастные жильцы старались спасти свой нехитрый скарб - подушки, одеяла, матрацы.
Судя по небольшой толпе, видимо это зрелище тут было обычным.
Осмотрев великолепное, но, в отличие от своего соседа Капитолия, закопченное здание театра "Лисео", мы продолжили движение параллельно берегу океана в направлении исторического центра.
Странно, но по дороге нам почти не попадались магазины, только, в основном овощные лавки из которых шел тяжелый запах и вытекала прямо на тротуар зловонная жидкость, в которой возились зачуханные негритята.
Через несколько кварталов показалась улица Гальяно, бывшая главная торговая магистраль. Впрочем почему бывшая?
Все многоэтажные торговые центры, располагавшиеся по обеим сторонам улицы, работали, как и множество магазинчиков в соседних переулках.
Мы зашли в несколько таких универмагов и снова перед глазами предстала та же удручающая картина..
На Кубе действовала и до сих пор действует система распределения потребительских товаров по карточкам, только сегодня список этот значительно увеличился.
Ведь тогда уже централизованно распределялись почти все основн
Kuba – optimistų sala
Š iuolaikinė Kuba man prasidė jo nuo Havanos – miesto, kuris kadaise prieš ketvirtį amž iaus man suteikė neį prastų į spū dž ių . Š iandien, kai vė l atsidū riau tose pač iose vietose, mano atmintyje staiga iš kilo smulkiausios tos vis dar „Inturistinė s“ kelionė s detalė s. Ir labai norė jau pakalbė ti apie š ią neį prastą , gyvenanč ią nepaisant bet kokios logikos, š alį . Kuri iš dviejų kelionių jums labiau patinka? Dabartinis ar prieš dvideš imt penkerius metus? Teigti, kad bė gant metams saloje kaž kas labai pasikeitė , bū tų ne visai tiesa.
Visi tie patys seni, apleisti, apgriuvę namai, didž iuliai XX amž iaus š eš tojo deš imtmeč io amerikietiš ki automobiliai, tokie pat su sparnais, kurie atrodo kaip paukš č iai. Jie vis dar juda, kitų tiesiog nė ra, nors kartais pro gatvė s plyš į praskrieja naujas mersedesas, bet tai greič iau miraž as, vaiduoklis.
Kita vertus, globalizacija, kurios taip nekenč ia Fidelis ir jo pasekė jai, kaip Venesuelos prezidentas Hugo Chavezas, jau stipriai apvyniojo š ią vieną iš nedaugelio salų , kuriose tariamai statomas socializmas, jau seniai iš ė ję s iš mados.
Diktatū ra iš liko, bet lyginant su daugybe teroristinių , kraujo iš troš kusių islamo, ir ne tik islamo, rež imų , nors ir pakirto laiko, bet vis tiek absoliuč ios Kastro galios, tai atrodo kaip paprastas nesusipratimas, ž aislas ir tai matyti su plika akimi, kad visa š i juokinga sistema kartu su senu lyderiu artė ja prie pabaigos.
Daugiausiai krikš č ioniš koje Lotynų Amerikoje buvo ir yra daug baisesnių ir daug kraujo iš troš kusių rež imų.
Tuo tarpu š i „laisvė s sala“ veikiau iš inercijos pasaulio ž iniasklaidoje yra vienoje kompanijoje su Š iaurė s Korė ja ir Iranu, kurie, į varę savo ž mones į skurdą , visu tempu kuria branduolines programas.
Bet kaip su Kuba? Maž a, š ilta sala su linksmais ir, nepaisant sunkaus gyvenimo, draugiš kais ž monė mis. Š iuolaikiniam Vakarų turistui, nutolusiam nuo istorijos ir politikos, Kuba atrodo kaip eilinė „bananų respublika“, skurdi ir apleista, kaip ir kitos š io regiono š alys.
Karibų jū ros regione skurdas jau seniai tapo norma. Ir tai nieko nestebina. O Kubai, iš laikiusi tam tikrą socializmo privalumų dalį , ypač socialinė je srityje, labai naudinga, pavyzdž iui, Haitis, Salvadoras, Nikaragva ir net tokie milž inai kaip Meksika, Brazilija.
Visų pirma, Vakarų turistas č ia mato puikią poilsio infrastruktū rą , ž inomų pasaulio tinklų vieš buč ius, daugybę kilometrų š varaus smė lio paplū dimių , gerą aptarnavimą ir taip toliau ir panaš iai – viską , kas reikalinga ir paž į stama.
Tuo pač iu metu pats š io rojaus fonas yra tariamai grė sminga komunistinė diktatū ra, iš tikrų jų tai daugiau simbolių daugybė s plakatų su kumš tyje suspausta ranka pavidalu – „Tė vynė ar mirtis“, Che Gevaros portretai – š iuolaikinių teroristų prosenelis ir angelas, palyginti su jais.
Tas ž inomumas apie Castro rež imą , besitę siantis nuo praė jusio amž iaus š eš tojo deš imtmeč io pabaigos, dabar yra daugiau turistų traukos objektas, „akcija“ už papildomą mokestį . Ž inoma, paprastam kubieč iui tai nepalengvina. Bet kas ir kur apie tai galvoja?
Be to, per penkiasdeš imt metų už augo kelios kartos, kurios nepaž į sta kitos realybė s.
O tuos, kurie rizikuodami savo gyvybe vis dar bando ieš koti kaimyninė je, vos kokių dviejų š imtų kilometrų , turtingiausio pabaiso, š i pabaisa atsargiai siunč ia juos į „tė vynę “, puikiai ž inodama, kad tuos ž mones jie grą ž ina ne ten. savo gimtojoje „viloje“ ir, geriausiu atveju, kalė jime.
O už sienio turistui č ia – rojus. Tropinė egzotika, pagardinta stipriai iš blukusia komunistine simbolika. keturių ir penkių ž vaigž duč ių vieš buč iai, duty-free, kabaretai ir restoranai beprotiš komis kainomis. Ar tai, kad buvę s „Hiltonas“ iš laikė „komunistinį “ pavadinimą „Havana Libre“. Tač iau viduje yra ta pati Hilton, kuri mane pribloš kė prieš daugelį metų savo vestibiuliu su fontanais, didž iuliais kriš tolo sietynais, baltais odiniais baldais ir parduotuvių eilė mis, prekiaujanč iomis nepaprastomis prekė mis. Pavyzdž iui, vienas buvo už pildytas tik krokodilo odos dirbiniais, kitas – prabangiais deimantiniais papuoš alais, ž ė rinč iais į mantriai apš viestoje vitrinoje.
Visas š is spindesys buvo parduodamas tik už konvertuojamą valiutą , o mū sų iš keisti pesai galė jo nusipirkti tik tai, kas turė jo bū ti paprastas kubietis be kortelių , tai yra beveik nieko.
Bet buvo baisiai į domu, nepaisant 30 laipsnių vasariš ko karš č io ir beveik š imtaprocentinė s drė gmė s.
O svarbiausia, kad jie už mus galvojo – kur mus nuvež ti, ką parodyti ir nuolat stebė jo, kad nei vienas avinas neiš klystų iš bandos. Ir buvo ką sekti.
Taigi, atsidū riau dilemoje. Kalbė ti apie š iuolaikinę Kubą ar apie ją prieš dvideš imt penkerius metus – juk pirmas į spū dis pats į domiausias ir nepamirš tamiausias.
Galbū t pradė siu iš eilė s, o tada pamatysime.
Nuo Vidurž emio jū ros iki Karibų jū ros
Oho derinys. Ar ne taip?
Tokios kelionė s vienu skrydž iu neorganizuoja net didž iausios pasaulio kruizų kompanijos, iš skyrus galbū t aplink pasaulį.
Ne, tai ne apie geografiją.
Praė jusio amž iaus aš tuntojo deš imtmeč io pradž ia. Jau turiu keletą už sienio kelionių į Rytų Europos „broliš kas socialistines š alis“.
Kartą mū sų į monė s skelbimų lentoje pamač iau nedidelį lapelį su kvietimu į Vidurž emio jū ros kruizą.
Tais metais toks skelbimas, atvirai kabė ję s ant profsą jungos komiteto durų , atrodė tik pokš tas, nieko daugiau.
Taigi, toliau juokaudamas, nuė jau į profesinė s są jungos komitetą ir staiga jie „priė mė mano dokumentus“ į kelionę.
Dabar viskas paprasta. Lė ktuvo bilietas (dabar jo net nereikia, yra elektroninis), č ekis į vieš butį , kartais automobilio už sakymo patvirtinimas. Tai, ko gero, ir viskas. Svarbiausia yra pinigų prieinamumas.
Tada ž odis „dokumentai“ turė jo visai kitą reikš mę.
Svarbiausias ir vienintelis buvo vadinamas „charakteristika – rekomendacija“ ir prasidė jo ž odž iais apie rekomenduojamo „moralinį stabilumą “, nors nebuvo nurodyta, kam ir kam.
Š į svarbų popierių turė jo pasiraš yti visi – skyriaus vedė jas, komjaunimo sekretorius, partijos bosas ir aukš č iausioji vadovybė.
Tada prasidė jo antrasis „egzekucijos“ etapas – „senų jų bolš evikų “ komisija, kuri posė dž iavo tuomet svarbiausios ir vienintelė s Sovietų Są jungos komunistų partijos apygardos komitete.
Š i komisija, kurią daugiausia sudarė buvę buvę č ekistai, mane, ž inoma, atmetė . Nors morališ kai stabilus, jis dar nesubrendo atstovauti Didž iajai š aliai tokiose Vidurž emio jū ros š alyse kaip Turkija ir Graikija. Ko ir reikia tikė tis.
Iš ė ję s iš š ios „skaistyklos“ už sukau į to paties rajono komiteto sekretorių , savo kaimyną , ir praš iau pagalbos, nelabai nieko tikė damasis.
Bet protegavimas padė jo – per penkias minutes tie patys „senieji bolš evikai“ pripaž ino mane tinkamu atstovauti mū sų Tė vynei klastingo prieš o akivaizdoje.
Toliau š is „dokumentas“ slinko per į vairias „už daras“ instancijas ir netrukus man paskambino į Intourist ir praneš ė , kad prie Vidurž emio jū ros nevaž iuosiu.
Be komentarų.
Bet, iš skirtinis to meto atvejis, jie pasiū lė pakaitalą – kelionę į Kubą.
Na, tai nebuvo pats blogiausias variantas, greič iau atvirkš č iai. Tiesiog buvo sunku patikė ti.
Ir tik traukinyje, kuris vež ė mū sų margą grupę į Maskvą , nustojau abejoti to, kas vyksta.
Pati grupė buvo suburta griež tai laikantis Valdž ios instrukcijų - dauguma buvo darbininkų klasė su nemokamais talonais, plius keli vagys ir aš , neaiš ku kaip aš č ia atsidū riau be jokių ryš ių . Matyt, sugedo per didelis ir gremė zdiš kas biurokratinis kompiuteris.
Vasaris – mū sų trijų savaič ių kelionė s pradž ios laikas – buvo š altas ir sniegingas.
Taip apsnigta, kad dė l dreifų mū sų greitasis traukinys į Maskvą atvyko dvylika valandų vė liau nei numatyta tvarkaraš tyje, o tik vienuoliktą nakties atsidū rė me prabangiame vieš buč io „Cosmos“ vestibiulyje, tuomet dar visiš kai naujame, kurį prancū zai pastatė . Maskvos olimpines ž aidynes ir š ią vė lyvą valandą už pildė mums neį prasta publika.
Č ia, vestibiulyje, buvo galima už uosti geros kavos, nepaž į stamų , bet akivaizdž iai brangių kvepalų ir gerų importinių cigareč ių aromatą - apskritai svetimų š alių kvapas, ne socialistinis, kur jau buvau buvę s, o pats tikriausias. , kaip mums tada atrodė , kapitalizmas.
Tač iau labai norė jau valgyti. Visos maisto atsargos, paimtos kelyje, buvo suvalgytos traukinyje už tas papildomas dvylika valandų , kurių niekas nesitikė jo.
Naktį vieš butyje dirbo du naktiniai barai ir, ž inoma, priimdavo tik konvertuojamą valiutą – dolerius, frankus, svarus, liras, bet ne rublių , kurie jau tada liaudyje buvo vadinami „mediniais“.
O ryte iš alkę nusileidome į restoraną ir atsidū rė me bufete. Tai buvo pirmi tokie pusryč iai man, kaip ir visai grupei. Galite į sivaizduoti, kiek mes ten suvalgė me.
Maskvos tarptautinis oro uostas „Š eremetjevo – 2“ suž ibė jo savo naujumu. Č ia taip pat, kaip ir „Kosmose“, tvyrojo neį prasti, svetimi kvapai, jau už pasų kontrolė s prasidė jo kitas pasaulis. Ir, nors rublius priimdavo „už sienio“ kavinė se, kainos ten pakilo iki dangų.
O priekyje mū sų laukė kapitalizmo „gabalė lis“.
Kapitalizmo pasaulyje
Puikiai supratau, kad važ iuoju į eilinę „socialistinę “ š alį.
Tebū nie tai egzotika, tegul bū na kitame pusrutulyje, bet su ta pač ia totalitarine sistema, ta pač ia tvarka kaip ir mes.
Tač iau pakeliui pasitaikė galimybė š iek tiek pasinerti į pasaulį , kuris tada mums atrodė idealus, kapitalizmą - bent š iek tiek, š iek tiek, bet vis tiek...
Po penkių valandų skrydž io mū sų didž iulis IL – 62 nusileido Maroko sostinė je, Rabato mieste. Oro uosto juosta tokiam kolosui buvo kiek trumpoka.
Lė ktuvas greitkelyje sulė tė jo kaip degiklis, kad, jei ne dirž ai, visi bū tume kabinoje.
Č ia, Rabate, vyko degalų papildymas ir į gulos keitimas.
Nuė jome pasiž iū rė ti kapitalizmo „siaubo“. Ilgai ieš koti nereikė jo. Jie prasidė jo iš karto po to, kai nusileidome senais, iš trupė jusiais laiptais į aerodromą.
Po niū rios Maskvos ž iemos č ia buvo labai malonu, š ilta, bet ne karš ta, septyniolika laipsnių . O aplinkui – nepaž į stami ž ydinč ių tropinių augalų kvapai ir lengvas vė jelis iš š alia esanč io Atlanto vandenyno.
Sostinė s tarptautinio oro uosto laukas buvo vos apš viestas, tolumoje iš ryš kė jo kaž kokio pastato kontū rai. Ir aplink nė ra nė vieno lė ktuvo, iš skyrus mū sų.
Nuo kopė č ių iki terminalo ė jome neį prastu keliu, veikiau gyvu koridoriumi. Ją formavo iš abiejų pusių beveik arti vienas kito stovint kulkosvaidž iais ginkluoti kariai.
Taip buvo iki pat į ė jimo į terminalą , tą patį pastatą , kurio kontū rus mač iau nuo laiptų.
Netoli durų , tropinių augalų tankmė je, taip pat buvo daug ginkluotų kareivių . Taip su palyda į ž engė me į kapitalizmo pasaulį.
Kai visi keleiviai buvo viduje, pasirodė senas arabas raudonu marokietiš ku fezu, už rakino visas iš orines duris ir iš kilmingai iš ė jo į pensiją.
Rabato oro uosto tranzito salę sudarė du gretimi kambariai, kurių kiekvienas buvo trisdeš imties metrų , ne daugiau.
Nubraiž ytos sienos ir lubos, kelios sė dynių eilė s, ne foteliai, o kaž kas panaš aus į suolus su atloš ais.
Č ia jie apgyvendino apie š imtą keturiasdeš imt ž monių , beveik vienas š alia kito.
Bet ten buvo baras ir tualetas.
Sieną už prekystalio puoš ė didelis Maroko karaliaus, vilkinč io karine uniforma, portretas, iš puoš tas daugybe dekoracijų ir keliomis eilė mis aiguilletų . Likusi dalis buvo lentynos, už pildytos į tartinai atrodanč iais buteliais – bent jau nė vienas iš š ių gė rimų man nebuvo paž į stamas.
Barmenas, aukš tas, ū suotas marokietis, už „Aeroflot“ visiems padovanojo po maž ą kokakolos buteliuką . Tuo pač iu jis kaž kaip visus prisiminė ir niekam nepavyko gauti antros, nemokamos porcijos, nors norinč ių buvo. Už papildomą mokestį – praš ome. Tač iau barmenas paniekinamai nusisuko nuo sovietinių rublių , reikalaudamas dolerių , frankų ar kitų „normalių “ pinigų.
Tik vienas vaikinas padarė barmenui paslaugą , iš duodamas š į apgailė tiną butelį mainais į kelis kolekcinius metalo rublius. Beje, jau tada jų kaina buvo gerokai didesnė už nominalią vertę.
Tualete, sudarytame iš dviejų kabinų , iš sirikiavo dvi lygiagreč ios eilė s pagal lytį . Tie, kurie jau buvo atlikę š ią procedū rą , iš ė jo su keista veido iš raiš ka, o likusiems primygtinai patarė apsilankyti š ioje unikalioje į staigoje.
Tiesiai už durų buvo maž ytė kabina, kurios didž ią ją dalį už ė mė senas, į skilę s tualetas, pusiau pilnas dvokianč ių srutų , o sienos buvo nusė tos daugybe milž iniš ko dydž io tarakonų ir net su sparnais. Lankytojui po tualeto ir gyvū nų vietos liko labai maž ai. Nebuvo tokio prietaiso kaip kriauklė ir maiš ytuvas su vandeniu rankoms plauti.
Po valandos mū sų didž iulis IL-62, meistriš kai pakilę s trumpu kilimo ir tū pimo taku ir apvaž iavę s maž ytį , ryš kiai apš viestą Rabatą , praskrido virš naktinė s Atlanto vandenyno, nuneš damas mus nuo Afrikos „kapitalizmo“ pasaulio į ryš kias už jū rio platybes. "socializmas".
Pirma diena Vakarų pusrutulyje
Deš imt valandų skrydž io virš Atlanto vandenyno. Grį ž tame į vakardieną tiesiogine to ž odž io prasme.
Ž emiau, begalinė je vandens platybė je, pradė jo matytis laivų š viesos. Ir tada pasirodė ž emė . Š eš iolikos valandų skrydis Maskva – Havana baigtas.
José Marti oro uostas. Jokių č ekių ir muitinė s.
Juk atvaž iavo Didž iojo Brolio atstovai, kokios gali bū ti pretenzijos.
Taigi beveik nesustodami ė jome per atvykimo salę.
Bet kaip jie sukrė tė kanadieč ius, japonus ir kitus imperialistus, kurių , mano nuostabai, č ia pasirodė gana daug, net daugiau nei Maskvoje.
Iš ė ję iš terminalo pastato, kuris atrodė kaip sovietinis provincijos oro uostas, tarsi nė rė me į tirš tą , drė gną , karš tą orą.
Nepaisant slogios ž iemos, net ir dabar, antrą valandą nakties vietos laiku, buvo š velniai tariant, š ilta.
Tač iau vos prieš dieną dė l sniego pustelių į traukinį į strigusiems turistams tokia vasariš ka metamorfozė – tik dalis iš anksto lauktos egzotikos.
Mus sutikę s gidas – visiš kai europietiš kos iš vaizdos storuliukas kubietis, kurio kaklą juosė kelios auksinė s grandinė s eilė s, buvo daugž odis ir puikiai kalbė jo rusiš kai. Jis spinduliavo optimizmu, slysdamas akimis per rusų merginas. Ž velgdamas į priekį , pasakysiu, kad tris savaites, kol truko mū sų turas, jis atsidū rė š irdies dama.
Autobuse buvo š alta, veikė kondicionierius. Važ iavome nuostabiu kelių eismo juostų greitkeliu – mū sų š iaurinė s kaimynė s – JAV palikimu.
Pirmas dalykas, kuris mane suž avė jo į važ iavus į Havaną , buvo ž monių pilnos gatvė s ir daugybė kavinių , atidarytų š ią nakties valandą . Tiesa, rytoj, tai yra jau š iandien, buvo sekmadienis.
Galiausiai atvykome į vieš butį iš didž iu pavadinimu „Nacionalinis“.
Erdviame fojė , kur ant lubų kabojo didž iuliai kriš toliniai sietynai, nepaisant vė lyvos valandos, taip pat buvo daug ž monių . Tokio puoš numo dar nemač iau – marmurinė s sienos, blizganč ios granitinė s grindys, atspindinč ios putojantį sietynų kristalą.
Tiesa, vė liau mū sų gidas pasakė , kad sovietinė ms grupė ms skirtas visai kitas vieš butis ir net aprodė . Bet, mū sų laimei, š is vieš butis buvo remontuojamas ir atrodo, kad jau daugiau nei metai. Taip atsidū rė me Nacionaliniame, viename prabangiausių Havanos vieš buč ių – tada ir dabar.
Š iandien š is vieš butis turi penkias ž vaigž des ir, ž inoma, nepaprastai dideles kainas.
„Nacionalinis“ buvo pastatytas 1930 m. ir atrodo kaip Amerikos draudimo eros dangoraiž iai.
Iš karto buvome perspė ti, kad kondicionieriai č ia stovi nuo „ikirevoliucinių laikų “. Todė l su jais reikia elgtis labai atsargiai, kitaip savo kambaryje turė sime visus tropinė s ž iemos malonumus.
Registratū ros darbuotoja atneš ė mū sų lagaminus į kambarį , bet arbatpinigių negavo – tiesiog tada net než inojome, kas tai yra.
Kambarį sudarė didž iulis kambarys, kurio plotas buvo apie keturiasdeš imt metrų , nedidelis prieš kambaris ir didž iulis vonios kambarys.
Iš aš tunto, o iš tikrų jų ir deš imto, lango atsivė rė miesto vaizdas, panirę s į nakties tamsą . Š en bei ten š vytė jo neoniniai vieš buč ių iš kabos, iš kurių didž iausias buvo Havana Libre.
Laikas buvo sujauktas ir aš nenorė jau miegoti.
Mano kaimynas pasirodė jaunas vaikinas, kalnakasys. Galvojome, galvojome ir atsidarė me „atstovyklę “.
Tais laikais visiems, keliaujantiems į už sienį , į „socialistines“ š alis, buvo leidž iama ir net primygtinai rekomenduota į visokius „draugystė s vakarus“ pasiimti du butelius degtinė s. Ir aš visada buvau iš rinktas grupė s priž iū rė toju, pagrį stai tikė damas, kad toks kaip aš nesikė sins į vieš uosius rezervus. Ir š tai jis į kando.
Su kaimynu nusprendė me atš vę sti atvykimą ir tam atidarė me grupinę „atstovyklę “.
Taigi, než iū rint, š okoladui paliktas butelis degtinė s, taip pat vieš as.
Lauke buvo ta pati atogrą ž ų naktis, tamsi ir drė gna.
Dangus pradė jo š iek tiek pilkė ti ir staiga, lyg kas bū tų į jungę s š viesą , pasidarė visiš kai š viesus ir prieš mus atsivė rė neį prastas vaizdas.
Ž emiau buvo didž iulis miestas. Aplink iš kilo daugybė į vairių formų dangoraiž ių . Už jų matė si garsiojo Malecon gabalas, o toliau – turkis, besitę siantis už horizonto, Atlanto vandenynas.
Negalė jai atitraukti akių nuo š io vaizdo. Bet vis tiek nusprendė me nusileisti prie vandenyno.
Vieš butis „National“ į sikū rę s ant kranto, bet ne tiesiai ant krantinė s, o ant nedidelė s kalvos, todė l norint patekti į Maleconą , reikia aplenkti gretimą kvartalą . O ant pač ios kalvos yra iš ė jimas iš vestibiulio, tiesiai į atogrą ž ų parką , kuriame tarp než inomų augalų iš mė tytos balto marmuro skulptū ros.
Taip pat yra daug garbanotų suoliukų , skirtų atsipalaiduoti pavė syje, kuris č ia stovi visą dieną . Vieš butyje buvo keli restoranai ir kiekvienas iš jų yra savaip neį prastas.
Sovietiniams turistams nebuvo tokių są vokų kaip tik pusryč iai ar dalinis maitinimas. Turė jome reguliariai valgyti tris kartus per dieną ir, kas buvo ypač neį prasta, pusryč iai, pietū s ir vakarienė visą dieną vykdavo skirtingose vietose. Mū sų gidas po, pavyzdž iui, pusryč ių praneš ė , kur pietausime. Tada š i sistema tapo labiau suprantama ir nuspė jama.
Vargš ė , alkana Kuba mus tiek pamaitino, kad per š ias tris savaites priaugau penkis kilogramus svorio. Ir tai susiję su labai aktyviu gyvenimo bū du.
Vakarienė daž niausiai vykdavo nedideliame restoranė lyje, kuris buvo ž emiau vestibiulio lygio. Prieš kambario sienos buvo apdailintos tamsiai ž aliu š ilku su aukso raš tu, o š iame fone iš siskyrė balti retro stiliaus baldai.
Visą procesą lydė jo klasikinė muzika, kurią atliko nedidelis trijų ž monių – dviejų afrikieč ių ir vieno europieč io – ansamblis – kontrabosas, smuikas ir fortepijonas. Kartu su interjeru š i muzika kaž kaip atpalaidavo, nuramino ir numalš ino nuovargį po sunkios turistinė s dienos.
Norė jome kuo ilgiau iš bū ti š ioje aplinkoje, bet niekas mū sų neskubino, sė dė k kiek nori.
Vakarienė daž niausiai vykdavo restorane „Terrassa“, kurio salė vingiavo aplink š oninį vieš buč io fasadą , o didž iuliai pusapvaliai langai kū rė jausmą , kad sė di ne kambaryje su kondicionieriumi, o atviroje verandoje ant jū ros kranto.
Tač iau pagrindinė atrakcija č ia buvo bufetas.
Dabar, pakankamai apkeliavę s pasaulį , galiu pasakyti, kad tokio dar nemač iau.
Č ia, atsipraš au, negaliu neapraš yti.
Viskas prasidė jo nuo salotų – kelių deš imč ių rū š ių – ž uvies, mė sos, darž ovių , vaisių ir dar kai kurių než inomų.
Toliau sekė sriubos, pač ios į vairiausios, maž daug tiek pat rū š ių.
Jas, š ias sriubas, kaip ir pagrindinius patiekalus, iš dalino keliolika už prekystalio stovinč ių kubieč ių , daugiausia afrikieč ių kilmė s, apsirengusių kaž kuo panaš iu į respiratorius – neduok Dieve, kaž kokia infekcija.
Po pagrindinių patiekalų stovė jo stalai, nukrauti didž iuliais padė klais su deš imtimis rū š ių pyragų , pyragaič ių ir kitų saldumynų.
Paveikslą už baigė vaizdingi vaisių kalnai, daž nai než inomi, nors buvo ir paž į stamų , daž nai iš knygų , „nesą monių “, tokių kaip bananai, mangai ar ananasai.
O tada – sultys, ledai ir visa kita.
Be to, ant stalų , prie kiekvieno į renginio, buvo privalomas butelis alaus.
Jei norite daugiau, tiesiog pasakykite padavė jui, kurio, nepaisant to, kad bufetas reiš kia savitarną , salė je buvo nemaž ai.
Nenorė jau iš eiti ir iš š io restorano, kaip ir su muzika, bet dė l kitos priež asties - po tokios vakarienė s buvo neį manoma nuplė š ti už pakalio nuo kė dė s.
Visoje toje gausybė je badaujanč ios š alies viduryje buvo kaž kas siurrealistinio.
Be to, prieš ais į ė jimą į kiekvieną restoraną nuolat pastebė davau nedidelę grupelę lieknų , prastai apsirengusių kubieč ių . Paaiš kė jo, kad jie laukė mū sų maisto likuč ių . O jų sulaukdavo ne visada, nes po už darymo vietinio maitinimo sektoriaus darbuotojai iš sineš davo viską , kas liko, vos vilkdami ant savę s sunkius maiš us, bet tuo pač iu ir absoliuč iai to neslė pdami.
Kaip tie ž monė s, laukdami likuč ių , pateko į vieš buč io vidų , nepaisant daugybė s atvirų ir paslė ptų sargybinių , man liko paslaptis.
Po ilgo skrydž io ir farso su perė jimu prie vietos laiko – o skirtumas su Maskva yra aš tuonios valandos – iš kart po pusryč ių dauguma mū sų grupė s iš sijungė , likusieji buvo drą sū s – tai iš reiš kė apylinkių š ukavimu ieš kant parduotuvė s. Tač iau tie pavieniai, kurie buvo rasti, š į sekmadienį buvo už daryti.
Ir galų gale, š ie drą sū s vyrai prisijungė prie likusių , kurie kelionė s metu iš miegojo.
Visi taip kietai miegojo, kad susirinkę s pasivaikš č ioti vakarinė je Havanoje neradau sau kompaniono ir iš keliavau vienas.
Tiesiai nuo pagrindinio į ė jimo į mū sų vieš butį prasidė jo viena centrinių Kubos sostinė s gatvių , paž ymė ta numeriu 42. Ji ė jo statmenai vandenynui, kerta š ią Havanos dalį – Vedado rajoną.
Grį ž au atgal, bet kitu marš rutu, ir netrukus pajutau, kad pasiklydau. Priekyje buvo maž a, beveik neapš viesta gatvelė , kurios abiejose pusė se driekė si aukš tos, tuš č ios, baltai nudaž ytos tvoros.
Paė ję s iš keliolikos metrų iš girdau iš niekur sklindanč ius riksmus, kaip ž monių , bet jie buvo labiau laukiniai, ž vė riš ki. Į sivaizduokite situaciją . Vė lų vakarą . Tuš č ia alė ja, apš viesta vieno blausio ž ibinto ir to ž vė riš ko kaukimo iš tamsos.
Pakė lę s galvą pamač iau, kad iš virš aus, ant tvoros, nuleidę kojas, sė di kaž kokie ž monė s, daug ž monių , ir jie leidž ia tokius laukinius garsus.
Apskritai, už tvorų , abiejose kelio pusė se, buvo psichiatrijos ligoninė.
Beveik nubė gę s likusią gatvę , atsidū riau didž iulė je aikš tė je ir iš kart ją atpaž inau.
Taip, už pamiš ė lių prieglobsč io buvo Kubos sostinė s centrinė aikš tė – Revoliucijos aikš tė.
Bū tent č ia komendantė Fidelis pasakė savo kalbas, kurios truko penkias, o daž niau ir daugiau nei valandą . Tuo pač iu metu č ia paprastai susirinkdavo nuo penkių š imtų tū kstanč ių iki milijono ž monių.
Stovė dami po kaitinanč ia atogrą ž ų saule š ie vargš ai buvo priversti klausytis ž odinių nesą monių , net neturė dami teisė s iš vykti dė l natū ralių priež asč ių.
Tiesa, su amž iumi Fidelis pamaž u maž ino savo monologų trukmę . Ir, turiu pasakyti, jis yra puikus oratorius.
Revoliucijos aikš tė yra didž iulis laukas, kuriame iš aplinkinė s veš lios augmenijos ž velgia į vairaus tipo ir paskirties pastatai, į skaitant tą patį beprotnamį.
Aikš tė s centre yra gana keistas paminklas Jose Marti - milž iniš ka stela, kuri eina į debesis, o jos papė dė je - maž as senukas - poetas, Kubos ž monių didvyris, puikus kovotojas už salos nepriklausomybę.
Kelių pastatų , kuriuos galima pamatyti iš š io lauko, sienos visu ū giu dekoruotos portretais, daugiausia Fidelio Castro ir Che Gevaros.
Pastaroji tiesa daugiau.
Nuo č ia, nuo Revoliucijos aikš tė s, prasideda visos ekskursijos Havanoje.
Bet tai bus rytoj.
Ir š iandien aš stovė jau vienas ant lauko, tuš č ias š ią vė lyvą valandą ir kaupiau jė gas paskutiniam pė dos metimui į vieš butį.
Havana – vaizdas iš virš aus
Kaitri atogrą ž ų saulė savo š viesa už liejo beribį vandenyną ir apač ioje plytė jo didž iulis miestas.
Jis viliojo ir traukė – leisk greič iau ž emyn ir pasinerk į mane, tarsi į jū ros bangas.
Havana – didelis metropolis, kuriame gyvena du milijonai gyventojų . Jis driekiasi Atlanto vandenyno pakrante daugybę kilometrų ir gali bū ti suskirstytas į tris dalis.
Mū sų vieš buč io rajonas Vedado yra tipiš kas Š iaurė s Amerikos miestas.
Tiesū s platū s greitkeliai susikerta stač iu kampu.
Gatvė s, statmenos vandenynui, ž ymimos skaič iais, o lygiagreč ios – raidė mis.
Taip sakoma – kampas 23, o G yra tipiš kas š achmatų iš dė stymas, č ia perkeltas š iaurinio kaimyno.
Č ia iš sidė stę beveik visi Havanos dangoraiž iai, kurie kartu su Malecon panorama kuria miesto į vaizdį . Vietovė s vaizdai, paimti iš vandenyno, vaizduoja Havaną kaip daugiaaukš č ių pastatų sankaupą , tipiš ką JAV miestą.
Mano paž intis su Havana prasidė jo vakar vakare nuo pagrindinė s š io rajono gatvė s.
Tač iau š is „amerikietiš kas miestas“ yra tik dalis Kubos sostinė s ir toli graž u ne didž iausias.
Kita zona, į kurią sklandž iai į teka Vedado sritis, už ima didž ią ją Havanos dalį . Tai iš tikrų jų yra tikrasis miesto veidas – Centro.
Š i vietovė yra tankiai už statyta XX amž iaus pradž ios daugiaaukš č iais pastatais ir savo architektū ra labai primena Ispanijos miestus.
Taip atrodo Havanos centras – amerikietiš kas – ispaniš kas.
Visas š ias vietoves vienija garsioji Malecon promenada, besidriekianti Atlanto vandenyno pakrante. Tai miesto simbolis, jungiantis ne tik Kubos sostinė s rajonus, bet ir pač ius kubieč ius – juodaodž ius, baltuosius, mulatus – ž mones, kurie, nepaisant ilgų diktatū ros metų , iš laikė natū ralų optimizmą.
Visi svarbiausi renginiai, š ventė s, karnavalai, apskritai visas kultū rinis Havanos gyvenimas yra Malecon.
Č ia kaž kada buvo viena prestiž iš kiausių miesto vietų , todė l pakrantė je iš kilo architektū riš kai į domiausi pastatai.
Turtingi ž monė s, kuriems priklausė š ie daugiabuč iai, varž ė si tarpusavyje dė l originalumo. Kartais tai tiesiog pasiekdavo absurdo taš ką.
Taigi vienas iš namų savininkų č ia, ant krantinė s, pastatė daugiaaukš tį savo mirusios dukros atminimui.
Pastatas su priekine puse, susidedantis iš vienas ant kito sukrautų karstų , sumaiš ytų su laivų nuolauž omis, ž velgia į vandenyną , tarsi nebylus priekaiš tas š iai vandens stichijai, prarijusiai vargš ę mergaitę.
Dieną ar naktį , visą laiką Malecon gyvenimas nesustoja. Nuo ankstaus ryto vaikai parapetu nardo, maudosi ar plaukioja ant juodų automobilių vamzdž ių , o senukai ž vejoja. Tač iau jau po pietų galima iš vysti į simylė jusias poras, besimė gaujanč ias saule ir sū riu vė ju nuo vandenyno. O vakare š i vieta visiš kai priklauso Kubos jaunimui. Per 3 kilometrus Malecon ir š alia jo esanč iose gatvė se bei aikš tė se skamba į vairi muzika, daugybė jaunimo kampanijų rengia ekspromtus koncertus, gatvė s kavinė s prisipildo lankytojų – tikra fiesta!
Havanos pakraš č iai yra begaliniai vilų rajonai, kurių kiekvienas, kaip ir pakrantė s namai, konkuruoja su kitais savo originalumu ir prabanga.
Havanos priemiestyje Cojimara, stovi Hemingvė jaus vila. „Tai vieta, kur malonu grį ž ti iš visur, kad ir kur bū tum“, – apie savo namus Kuboje kalbė jo raš ytojas. Dabar č ia yra muziejus, o kaž kada č ia buvo atvykę raš ytojo draugai. Kartu jie mė gavosi plaukimu ir vandensvydž io ž aidimu giliame baseine. Norint atvė sinti jame esantį vandenį , į jį buvo supiltas visas sunkvež imis ledo. Tač iau pagrindinė dvaro atrakcija – raš ytojo Bruklino laivų statykloje nupirkta jachta Pilar. Antrojo pasaulinio karo metais JAV karinis jū rų laivynas prikimš o jachtą į vairiausių ginklų . Dvejus metus raš ytojas dė l to kovojo, numesdamas gylio už taisus vokieč ių povandeniniams laivams, budintiems Karibų jū roje.
O š ią dieną , antrą ją Kuboje, kitiems besikaitinant baseine, mes, nepaisydami trisdeš imties laipsnių š ilumos ir beveik š imtaprocentinė s drė gmė s, iš siruoš ė me į ž ygį per karš tą miestą.
Bet č ia, Kuboje, buvo ž iema. O kas tada vasarą?
Ž emė je miestas atrodė kitaip nei pro vieš buč io langą . Atrodė , kad atsidū rei kaž kokiame fantastiš kame, anapusiniame pasaulyje. Č ia lyg laikas sustojo ir taip nutiko nuo valdž ios perdavimo Fidelio Castro vadovaujamiems „revoliucionieriams – iš vaduotojams“.
Tač iau su kokiu dž iaugsmu pasitiko sostinė s gyventojai ir iš pač ių į vairiausių gyventojų sluoksnių , patekę į barzdotų „partizanų “ miestą . Ir jie gavo tai, ką turi.
Vedado rajonas, naujas amerikonizuotas centras, vis dar atrodė gana neblogai. Č ia, be daugelio vieš buč ių , buvo į sikū rusios pagrindinė s vyriausybinė s agentū ros, Kubos televizijos pastatas ir dalis ambasadų.
Nepaisant to, kad Kuba ir JAV nepalaikė diplomatinių santykių , buvusi ambasada – didž iulis kelių aukš tų pastatas š alia Malekono – aktyviai vykdė savo buvusias funkcijas, nors ir su Š veicarijos vė liava. Tik dabar š i institucija vadinasi „Jungtinių Valstijų interesų atstovavimas“. Santykiai nutrū ksta, bet interesai iš lieka ir, aiš ku, iš abiejų pusių.
Persikė lę iš Vedado į Centro rajoną , atsidursite siaurų gatvelių chaose.
Vaizdas č ia gana slegiantis. Graž ū s seni daugiaaukš č iai, aprū kę ir apleisti, pamaž u nyksta, vieni jau sugriuvę , kiti, kuriuose dar gyveno, buvo š alia.
Einant š iomis gatvė mis buvo galima paž velgti į namų vidų.
Dė l karš to klimato visi butai buvo pastatyti su langais iš dviejų pusių , kas suteikė bent š iek tiek oro judė jimo viduje.
Kartais bū na net smū gių . Pats Fidelis Castro yra aistringas beisbolo gerbė jas.
Š ių gatvių sankryž oje daž nai net pač iame darbo dienos į karš tyje bū davo už pildomi nedideli barai. Ir gė rė ten anaiptol ne alų , o kaž ką stipresnio. Ir tai tokiame karš tyje.
Kiekvienas baras turė jo iš ė jimą į dvi gatves, todė l daž nai trumpindavome savo kelią , eidami per jas, bet stengdamiesi neuž sibū ti.
Priartė ję prie Paseo del Prado, bulvaro, kuriame iš kilę s pompastiš kas Mokslų akademijos pastatas – Vaš ingtono kapitolijaus kopija, beje, graž iai restauruota, matyt Castro sū naus, tuometinio pagrindinio akademiko, dė ka, pamatė me nedidelę minią . prieš ingoje gatvė s pusė je.
Kaip paaiš kė jo, č ia esanč iame daugiaaukš tyje tarp aukš tų į griuvo supuvusios medinė s grindys ir, regis, yra aukų.
Bet kas pasakys.
Matė me tik kaip nelaimingi nuomininkai bandė gelbė ti savo paprastus daiktus – pagalves, antklodes, č iuž inius.
Sprendž iant iš maž os minios, š is vaizdas č ia buvo į prastas.
Apž iū rė ję didingą , bet, prieš ingai nei kaimyno Kapitolijaus, dū minį Liceo teatro pastatą , toliau lygiagreč iai su vandenynu judė jome istorinio centro kryptimi.
Keista, bet pakeliui parduotuvių beveik nesusidū rė me, tik daugiausia darž ovių parduotuvių , nuo kurių sklido stiprus kvapas, o š lakus skystis tekė jo tiesiai ant š aligatvio, kuriame š urmuliavo niū rū s negrų vaikai.
Po kelių kvartalų atė jo Galliano gatvė , buvusi pagrindinė parduotuvių gatvė . Bet kodė l buvę s?
Visi aukš tybiniai prekybos centrai abiejose gatvė s pusė se buvo atviri, kaip ir daugybė parduotuvių gretimose juostose.
Nuė jome į kelias iš š ių universalinių parduotuvių ir vė l prieš akis pasirodė tas pats slegiantis vaizdas.
Kuboje egzistavo ir tebė ra plataus vartojimo prekių skirstymo kortelė mis sistema, tik š iandien š is są raš as gerokai iš augo.
Juk tuo metu beveik visi pagrindiniai
